23 июля 1939 года 135 бомбардировщиков СБ из 38-го и 150-го полков двумя большими группами совершили массированный налет на японские тыловые объекты. Одну группу сопровождали истребители 22-го, а другую - 70-го истребительных полков. В обоих случаях японцы пытались перехватить бомбардировщики, но безуспешно.
В первом бою 27 И-16 и одна "Чайка" из 22-го иап отразили атаку 32 японских истребителей и, согласно докладам пилотов, сбили пять из них. С нашей стороны был потерян один И-16. В "Описании боевых действий ВВС Первой Армейской группы" по этому поводу с удовлетворением отмечено: "летный состав дрался хорошо".

Советские солдаты осматривают обломки сбитого японского истребителя Ки-27. Реконструкция окраски этой машины дана внизу на цветном рисунке.
Одновременно на другом участке 50 И-16 из 70-го иап встретили за линией фронта 15 Ки-27 и также не допустили их к бомбардировщикам. Нашим засчитали две воздушные победы, но этот успех был омрачен гибелью командира эскадрильи капитана Шамрая.
Все СБ благополучно вернулись на свои аэродромы, хотя четыре машины имели небольшие повреждения от зенитного огня.
Японские бомбардировщики Ки-21 и Ки-30 также проявили 23 июля большую активность, совершив 128 боевых вылетов и сбросив 48 тонн бомб.
В тот же день впервые вступили в бой пилоты 56-го истребительного полка, прибывшего на Халхин-Гол из Союза 21 июля. Дебют оказался не очень удачным, что и неудивительно, поскольку полк был укомплектован "зелеными" новичками, лишь весной выпущенными из летного училища. 60 И-16 встретили над линией фронта примерно 40 Ки-27. Согласно докладам советских пилотов, они сбили один вражеский самолет, но сами потеряли три машины и одного летчика - младшего лейтенанта Г.Т. Поневина.
Наконец, в 15.20 эскадрилья "ишаков" перехватила и сбила над монгольской территорией японский разведчик Ки-15. Его пилот сгорел в самолете, а стрелок-радист сержант Миядзава выпрыгнул с парашютом и попал в плен.
Всего же, по советским данным, 23 июля сталинские соколы сбили девять японских самолетов ценой потери пяти И-16. Командование ВВС Квантунской армии признало потерю всех девяти самолетов (редчайший случай!), в том числе четырех истребителей из 12-го хикодана (авиабригалды), а также пяти разведчиков и бомбардировщиков - из 9-го. Возможно, часть из них пришлась на зенитный огонь, поскольку в тот день советские истребители не заявляли о победах над бомбардировщиками.
Впрочем, также возможны ошибки в идентификации целей, поскольку относительно небольшие японские одномоторные бомбардировщики Ки-30 с неубирающимися шасси издалека очень похожи на истребители Ки-27, да и окрашены они были практически одинаково.
В боях погибло девять японских летчиков, еще трое получили ранения. Это был самый крупный однодневный урон императорских ВВС в личном составе с начала конфликта. Фактически они лишились целой эскадрильи в полном составе. Но еще важнее то, что впервые с начала войны реальные потери японцев значительно превысили наши потери.
Собственные победные реляции "воздушных самураев" за 23 июля выглядели просто фантастично: пилоты 1-го, 11-го и 24-го сентаев в боях против 150 советских истребителей и 140 бомбардировщиков якобы сбили 45 самолетов. К тому же, еще семь И-16 и восемь СБ записали на свой счет японские зенитчики. Таким образом, общее количество побед было завышено в 15 раз! Можно еще раз отметить характерную закономерность: чем меньше были реальные успехи японской авиации, тем более гротескными становились масштабы приписок.
Следующей ночью состоялся допрос пленного сержанта Миядзавы. Японский летчик рассказал, что он служит в 100-м легкобомбардировочном отряде (сентае, прим. авт.), который прибыл на фронт 20 июля в количестве 30 самолетов и базируется в Хайларе. На самом деле Миядзава служил в 10-м сентае, который участвовал в боях еще с мая, базировался в Джинджин-Сумэ и к середине июля насчитывал 14 самолетов.
После напоминания, что авиаотряда с номером "100" в авиации Квантунской армии не существует, Миядзава, подумав, заявил, что не может вспомнить, в каком отряде он числится - то ли в 100-м, то ли в 10-м.
В дальнейшем он упорно продолжал обманывать проводивших допросы офицеров, называя фальшивые номера подразделений, ложные места их дислокации и вымышленные фамилии летчиков. Однако ему это не помогло. После того как по окончании войны состоялся обмен военнопленными Миядзаве пришлось в соответствии с традицией императорской армии "смывать позор пленения", вспоров себе живот.
Впрочем, для родственников и знакомых он давно уже был мертв. Если сбитого японского летчика не находили в течение нескольких недель, его автоматически записывали в погибшие и отправляли соответствующее извещение на родину, поскольку понятий "попал в плен" и "пропал без вести" в тогдашнем японском военном лексиконе не существовало.

Journal information